скинули — это справедливо. Насосались русской крови по горло, по самое некуда. Туда им и дорога, в самое пекло. Это так. Но вот в чём дело, такой бардак без них приключился, что и в самой страшной сказке не описать. Парадокс, но факт. Пошла такая демократия, что хоть святых выноси, лучше никуда не высовываться. Безвластие оказалось хуже власти, пусть и царской. Плохо было при царе, а без царя ещё хуже. Дума только думала, что она власть, а на самом деле все плевали на эту Думу, творили что хотели, грабили, убивали, посмеивались. Цари, конечно, кровососы и хапуги, но, не будь их в нашей истории, не было бы и истории нашего государства. Вон как раскинулась Россия от Балтики до Дальнего Востока, от Ледовитого океана до Каспия и Чёрного моря. Это всё они, цари проклятые, земли эти прикарманили. Хотя и принято говорить, что все народы этих земель добровольно и радостно пошли под руку Москвы, это разговор для бедных и лопоухих. Кровью всё взято, и не малой. Но это между нами, по большому секрету, надеюсь, вы меня понимаете. И всё время эти новоявленные россияне только и мечтали вырваться на волю из этой «тюрьмы народов», как принято последнее время говорить. Мечтать не грех, но поди вырвись, живо царские солдатики в чувство приведут. И вот думаю я, на чьей же я стороне? А тут и думать нечего, на царской стороне, хотя я и демократ, и либерал и прочее, прочее… Вот такие дела.
И вот революция свершилась, царя скинули, Учредительное собрание к власти пришло, правительство соорудило, а во главе князя поставила, Львова, всем известного толстовца и дурака. И вот этот толстовец, певец равенства и братства, такую кашу заварил, что мама не горюй. Всё рушиться стало в стране родной, все всех на три буквы посылают. Рабочий заводчику в рыло бьёт, солдат генерала на штык сажает. Словом, что хотели, то и получили. Что-то надо было срочно делать, пока полный кирдык не пришёл. И вот явился Керенский, Александр Фёдорович, эсер, революционер-социалист, марксист и безбожник. Устроил государственный переворот: разогнал Учредиловку и захватил власть. Попытался привести в порядок страну путём согласия со всеми, но ничего не вышло. Тогда он натянул сапоги, френч полувоенный и объявил себя диктатором. Лицо строгое такое сделал, руку согнул в локте и ладошку просунул во френч поближе к сердцу. Вылитый Бонапарт, а то и Юлий Цезарь. Стал законы строгие издавать. Да никто их и не собирался исполнять. Тогда он взял батальон верных солдат и по стране стал мотаться, стращать местных. Но недолго это продолжалось. Стрелять в него стали, даже ранили. А верные солдатики бросили его и перешли на сторону мятежников. Еле ноги унёс в свой Питер. А тут тоже не лучше, все хотят его скинуть, а ещё лучше, повесить. Сел он глухой ночью в автомобиль и умотал куда попало. Хотел он спасти страну, да не вышло. Странный человек, этот Александр Фёдорович. Потомственный дворянин, а по некоторым слухам даже барон, блестящий юрист, адвокат знаменитый. Кажется, цвети и пахни. Ан нет. Он ещё и борец с царской властью, активный революционер. И трусом он никогда не был. Вот это для меня новость. Всегда думал, что он трус. А он всем назло не трус. За революционную деятельность был арестован, заточён в Шлиссельбургскую крепость. Где ждал военного суда. А грозила ему смертная казнь через расстрел, а скорее всего виселица его ожидала. Страшное это дело болтаться на верёвке с вытаращенными глазами и высунутым фиолетовым языком. Врагу не пожелаешь. Какая сука эту виселицу придумала? Поймать бы эту суку и повесить. Чудом гибели избежал. Чудеса иногда случаются. И вот возглавил Временное правительство, а потом диктатором стал, спасителем отечества, так сказать. Все на него чуть не молились, в воздух чепчики бросали. И вдруг крахом всё пошло. Стечение обстоятельств, не судьба, как говорят гадалки. А ведь могло быть и так, что смог бы он спасти страну от гибели и смуты. Другая бы история пошла. И по Красной площади несли бы мы не портреты Ленина, а иконы с ликом Керенского и «уря-уря» во все горло кричали. Вот такие мы, нам один чёрт, кому «уря» горланить.
Судьбы Ленина и Керенского в чём-то схожи, а в чём-то нет. Оба юристы. Александр Фёдорович был больше юрист, чем политик. Он считал, что закон — это власть. А Владимир Ильич был уверен, что власть — это закон. Он был больше политик, чем юрист. Он уяснил, что в политике нужно быть циником, что друзей в политике не бывает и быть не может, что это игра в бе-бе. Есть попутчики, их надо использовать в своих целях, а потом уничтожить. И наверное, как ни прискорбно, он прав. Керенский же был толерантен к оппозиции, мечтал всех перевоспитать и примерить, научить уважать законы. Это всё несбыточные фантазии. Если уж объявил себя диктатором, так и диктуй, а не любезничай. На этом он, собственно, и погорел, бедолага.
Развёл я бодягу про этого Керенского, сам не рад. А уж вас, дорогой читатель, если такой найдётся, чувствую, давно тошнит от моих словоблудий. Я вот с чего о нём вспомнил, хотя он мне не сват и не брат, а так. Тут иду по скверу, тащу арбуз из магазина «Магнит» в домашнее гнёздышко, и одна мысль меня донимает: спелый ли арбуз или розовый. Мне на арбузы не очень-то везёт. И вот смотрю, на лавке спит бомж, помятый и неопрятный, храпит как трактор, пятки грязные на солнце греет. А напротив мужчина неопределённого возраста стоит и на бомжа любуется. Но как-то брезгливо любуется, как на жабу многие любуются, а потом плюются. И кого-то он мне напомнил, этот мужчина неопределённого возраста. То ли стрижкой под ёжика, то ли пиджаком полувоенного покроя с накладными нагрудными карманами. То ли руками в коричневых кожаных перчатках. Это в летний-то жаркий день. А главное, позой величавой. Голова откинута чуть назад, кисть руки просунута за пазуху, внутрь френча, поближе к тому месту, где должно быть сердце. Нога правая в сторону отставлена. И выражение лица умное-преумное и чуть надменное. Ну прямо памятник. И тут я вспомнил: да это же вылитый Александр Фёдорович Керенский, или его фантом, двойник то есть, не к ночи будет помянуто. Что-то таких фантомов последнее время многовато развелось, особенно в телевизорах на политических шоу. Видать, в моду Керенский входит, диктатор толерантный. Не к